Гусев П.Г. Обзор статьи П. Стэнфорда (P. Kyle Stanford) о критике научного реализма

Материал из Электронный каталог
Перейти к:навигация, поиск

P. Kyle Stanford, "Atoms Exist" Is Probably True, and Other Facts That Should Not Comfort Scientific Realists («Атомы существуют» ― может быть истиной, но ни это, ни другие аналогичные факты не является доводом в пользу научного реализма), The Journal of Philosophy, Volume 112, Issue 8, pp. 397–416. August 2015.

(Полный текст можно прочитать или скачать здесь: http://escholarship.org/uc/item/7rx7m60n.)

Определяя задачу статьи, автор говорит: “Here I seek to clarify the actual points of disagreement between scientific realists and those critics of realism who are motivated by the historical record of scientific inquiry itself. I will suggest that a perfectly natural argumentative strategy deployed by such historicist critics has generated a fundamentally mistaken picture of what they themselves are committed to and what would be required to vindicate their resistance to scientific realism itself. I will go on to suggest that the central point of contention in debates concerning scientific realism is not whether particular existential commitments of contemporary scientific theories will be held to be true or whether particular theoretical terms will be regarded as referential by future scientific communities, but whether or not the future of science will exhibit the same broad pattern of repeated, profound, and unpredictable changes in fundamental theoretical orthodoxy that historicist critics of scientific realism argue characterizes its past.” ― Я постараюсь прояснить действительное содержание разногласий между научными реалистами и теми их критиками, мотивы которых основываются на данных истории науки. Я покажу, что, хотя эти критики используют в своей аргументации совершенно естественный исторический подход, одно из его истолкований порождает принципиально ошибочное представление об их собственных взглядах и о том, чем должно обосновываться их несогласие с идеями научного реализма. Будет показано, что вопрос, будут ли в будущем научном сообществе считаться истинными отдельные утверждения современных научных теорий о существовании тех или иных объектов, а соответствующие теоретические термины ― референциальными, не является главным в спорах вокруг научного реализма; действительно важный вопрос здесь ― покажет ли будущее науки такие же примеры повсеместных многократных, глубоких, и непредсказуемых изменений в фундаментальных общепринятых теоретических идеях, которые, как утверждают на основе исторических свидетельств критики научного реализма, были характерны для нее в прошлом.

Эпиграф к статье ― слова Сэмюэла Джонсона (1709–1784): Глобальные и неожиданные изменения в языке случаются нечасто: завоевания и переселения народов стали очень редкими событиями; но существуют причины, медленному и незаметному действию которых так же невозможно противостоять, как обращению небесных сфер или морским приливам. (Это цитата из составленного им словаря английского языка. Он стремился очистить родной язык и зафиксировать его в изящной и неизменной форме, однако в процессе своей работы осознал, что единственным неизменным языком является язык мертвый.)

Статья состоит из трех разделов:

В первом разделе, «How We Got To Now: History, Approximate Truth, and Rejected Existential Commitments (Как мы к этому пришли: история, приближенная истинность и отвергнутые экзистенциальные положения)» автор объясняет свои задачи.

В начале XX в. А. Пуанкаре писал о кажущейся эфемерности научных теорий: век их процветания короток, их оставляют одну за другой, теории, модные сегодня, скоро тоже погибнут ― и те, кто стоит в стороне от научной работы, выводят отсюда заключение об их полной бесполезности. Они называют это банкротством науки. Проблема, о которой говорит Пуанкаре, привлекает внимание с тех пор, как стали заметны существенные изменения в понимании основных принципов устройства различных областей природы и происходящих в них процессов.

Автор относит себя к тем исследователям науки, кто, как Т. Кун и Л. Лаудан, использует исторический подход. Развитие науки ― это исторический процесс, в ходе которого одни успешные картины природы периодически сменяются другими, содержащими принципиально иные представления об устройстве природы и характере ее процессов. Он противопоставляет эту идею научному реализму ― убеждению, что успехи науки объясняются тем, что эти теории дают достаточно точное описание того, как обстоят дела в различных областях природы.

Ответ научного реализма на критику кажется очевидным: успешные научные теории прошлого не были ошибочны; они были приближенно истинны. Неверно, что фундаментальные представления о различных областях природы периодически опровергаются; между старыми и сменяющими их теориями существует непрерывный переход. Исторический подход позволяет показать ошибочность идеи «приближенной истинности». Но Стэнфорд обращает внимание на то, что способ реализации этого подхода во многих случаях ведет к ошибочным представлениям. В истории науки можно найти огромное количество примеров, когда некоторые теоретические термины («теплород» и т. п.) начинают оценивать как не имеющие референтов. Но теории, в которых использовались эти термины, предполагали существование соответствующих объектов, теперь же такие утверждения уже невозможно считать приближенно истинными. Как писал Л. Лаудан, «необходимое условие ― особенно для научного реализма ― приближенной истинности теории состоит в том, что ее центральные объяснительные термины обязательно обозначают что-то реальное».

Такой способ критики вызывает, однако, недоверчивые вопросы: «На самом деле вы же не считаете, что гены не существуют, не так ли?» Многие считают, что этот подход терпит неудачу применительно к современной науке. Можно ли считать, что наиболее важные экзистенциальные положения современных теорий ― «существуют гены», «существуют атомы» ― тоже окажутся ложными, а входящие в них термины ― не имеющими референтов?

Автор ставит задачу:

  1. показать ошибочность такого вывода;
  2. в более общем плане ― объяснить, почему примеры экзистенциальных положений практически бесполезны или не информативны для решения вопроса об обоснованности критики, исходящей от сторонников исторического подхода;
  3. показать, в чем действительно расходятся научные реалисты и их критики.

Название второго раздела ― «Existential Commitments, Reference, and Belief Change (Экзистенциальные положения, референция и изменение убеждений)».

С точки зрения автора, история науки показывает, что нет никаких оснований связывать отказ от той или иной научной теории или даже вывод о том, что она не может считаться «приближенно истинной, с отказом от какого-либо из ее экзистенциальных положений, и тем более ― от какого-то конкретного положения, которое можно указать заранее. Современные сторонники реализма признают, например, что в ньютоновской небесной механике использовалось неправильное понимание гравитации, но не обязаны считать, что у термина «гравитация» нет референта или что утверждение о существовании гравитации ложно. Можно показать, что в ньютоновской механике нет ни одного важного экзистенциального положения, которое теперь прямо, без оговорок считалось бы ложным. Однако здесь перед нами тоже парадигмальный случай смены теории, в ходе которой теоретическое описание данной области природы заменяется новым, отличающимся от него коренным образом в самых своих основах.

Спрашивать поэтому противников научного реализма, действительно ли они сомневаются в существовании генов или атомов, ― примерно то же самое, что спрашивать критиков креационистской биологи: «Неужели вы действительно не верите в существование того, что называют организмом?»

Однако есть более глубокая причина того, что критика научного реализма никак не связана с идеей о решающем значении экзистенциальных положений и референциальности терминов. Детальные исследования, проведенные философами науки, показывают, что эволюция научной терминологии в значительной степени зависит от исторических случайностей и различных второстепенных обстоятельств. Не существует объектов, которые обладали бы всеми теми характеристиками, которые должны быть присущи эфиру или атомам в понимании физики XIX в.; но, с другой стороны, в обоих случаях достаточно важные положения теорий XIX в. остаются верны. Но слово «атом» все еще используется в учебниках, а слово «эфир» ― уже нет. Такая озабоченность референцией только отвлекает от действительно важных вещей.

Систематики сохранили термин «грызуны», изменив объем (исключили морских свинок); то же произошло с терминами «рыбы» и «динозавры» ― однако отказались от терминов «водоросли», «пресмыкающиеся» и «ящерицы», исключив эти классы из числа правильных филогенетических таксонов.

Марк Вильсон показывает влияние случайных обстоятельств на изменения, которые исторически происходили в употреблении терминов «вес», «электрон» и «импульс».

Есть биологи, которые считают, что, как показала молекулярная биология, нет таких объектов, которые соответствовали бы представлениям Менделя. С их точки зрения, нужно говорить не о генах, о функциях различных участков ДНК и, может быть, других молекул. Если это предложение будет принято, возможно, что утверждения Менделя о существовании генов станут считать ложными. Но это не значит, что существенно изменятся представления о механизме наследственности. Итак, на оценку референциальности термина влияет то, как меняется терминология. Автор делает вывод, что здесь возникает проблема интерпретации терминов. Задача теории референции ― объяснить, как и почему принципы интерпретации, неосознанно используемые в этих случаях, обеспечивают принятие значимых суждений о референции и референциальной преемственности. Ф. Китчер, в частности, показывает, что даже один и тот же человек в разных ситуациях может придавать термину разную референцию, т. к. у него могут быть разные «референциальные намерения». Однако интерпретация термина зависит и от других факторов.

Стэнфорд подчеркивает также, что истинность чисто экзистенциальных утверждений может сохраняться при очень существенных изменениях в наших представлениях о свойствах объектов, о существовании которых идет речь. Существование объекта не отрицается, однако в представлениях о его свойствах происходят глубокие изменения. В будущем такие изменения могут произойти и в понимании свойств атомов, хотя представление об их существовании при этом сохранится. Именно на идее нарушения непрерывности в развитии научных представлений о природе настаивают сторонники исторического подхода.

В третьем разделе, «Does Any Serious Disagreement Remain? (Остаются ли какие-либо серьезные разногласия?)» в центре внимания ― судьба современных научных теорий.

Основные мотивы тех, кто использует исторический подход в критике научного реализма, определяются данными истории науки. Исторические факты убеждают в том, что даже на ведущие теории наших дней будут когда-нибудь смотреть практически так же, как мы оцениваем теории наших предшественников: были открыты некоторые важные и фундаментальные истины о природном мире, но многие центральные для них утверждения ошибочны. В противоположность этому представители по крайней мере классического научного реализма уверены, что будущие научные знания будут просто расширенной и улучшенной версией наших теорий.

Этот спор целесообразно рассмотреть, сравнивая его со знаменитым противостоянием катастрофизма и униформизма в геологии XIX в. Униформисты считали, что географические и топографические характеристики Земли явились результатом известных естественных причин, действующих в течение огромных периодов времени. Катастрофисты ― что в прошлом эти естественные факторы действовали с гораздо большей силой, чем в наше время, как, например, всемирный потоп. Подобно униформистам, критики научного реализма, исходя из историко-научных фактов, считают, что дальнейший прогресс научных исследований в их обычной форме, как и раньше, приведет в конечном счете к глубоким и фундаментальным изменениям в главных положениях ведущих научных теорий.

Сторонники классического научного реализма должны, видимо, разделять идею исключительности некоторых (или всех) современных научных теорий. Предполагается, что их отличает, например, бо́льшая «зрелость» или способность предсказывать новые и неожиданные явления ― и поэтому они не могут разделить судьбу своих отвергнутых предшественников. Если же реалисты будут использовать понятие «приближенной истинности», только чтобы подчеркнуть наличие преемственных связей в истории науки, то это не имеет отношения к возражениям их критиков.

В последние десятилетия среди реалистов увеличивалось число тех, кто учитывает нарастающий поток данных истории науки о широких и принципиальных изменениях в представлениях о мире. Они смягчают или ограничивают свои представления о «приближенной истинности» некоторых или всех современных научных теорий. С их точки зрения, в ходе развития науки обнаруживается не ложность теорий, а то, что в их составе были как истинные, так и ложные компоненты. Они пытаются выяснить, какие аспекты теорий могут сохраняться при переходе от какой-либо достаточно успешной теории к ее историческим преемникам. Таким образом, идея исключительности у них сохраняется хотя бы для некоторых аспектов теории.

Заключая статью, автор отмечает, что главная идея критиков реализма с исторических позиций ― в том, что различия между центральными положениями будущих и современных теорий должны быть в конечном счете столь же фундаментальными и глубокими, далеко идущими и непредсказуемыми, как и различия между современными теориями и их историческими предшественниками. Сохранятся ли в будущем какие-то экзистенциальные положения современных теорий, и будут ли какие-то термины считаться имеющими референты, значения здесь не имеет.

Такие понятия, как «дефлогистированный воздух», можно считать обозначающими реальные объекты (допустим, газ, который мы называем кислородом) ― но суть в том, что они перестали быть элементами наиболее успешной и полезной в практическом отношении понятийной системы, которая используется для осмысления и обсуждения явлений данной области. Таким образом, неважно, будет ли и дальше считаться истинным утверждение о существовании атомов. Главным является другой вопрос ― будут ли появившиеся в дальнейшем представления о свойствах атомов так же глубоко и принципиально отличаться от наших, как квантовая механика отличается от прежних теорий атома. Если кто-то согласен с этим и понимает, что невозможно заранее определить, от каких именно современных идей придется отказаться в будущем, но при этом продолжает называть себя реалистом, от первоначального содержания этого термина уже практически ничего не остается.